Британец говорит: “Ты редко упоминаешь людей, которые на тебя повлияли. Почему?” У британца в разговорах все время мелькают имена, цитаты и истории. Я с трудом вспоминаю понравившееся выражение. Часто путаю окончания фраз, додумывая из головы, как это могло бы звучать. И все-таки я выудила из глубоких недр памяти несколько имен.

Мой дед

Мой дед – большой литовский голубоглазый мужчина. Спортивный, начитанный, эрудированный и катастрофически оптимистичный. Не знай я моего деда, я бы решила, что у него проблемы с восприятием реальности: как ВСЁ может заканчиваться хорошо?! Из оптимизма деда было одно прекрасное исключение: дед не мог смотреть спортивные трансляции, когда “наши” проигрывали. Нашими могли быть россияне и литовцы, армяне и любые братья-славяне. Но стоило “нашим” немного расклеиться, как дед нервничал, затем судорожно вскакивал, приговаривая “ну, тут все понятно” и уходил спать. Наутро, узнавая, что “наши” все-таки выиграли, дед сиял и радостно интересовался деталями. 

Дедовский оптимизм сложно объяснить голодным послевоенным детством в Вильнюсе, или лихими 90-мы, которые оставили нашу семью на улице. Деду не везло со здоровьем: ему 15 раз вскрывали живот после аппендицита, пытаясь вычистить последние очаги перитонита из его богатырского тела. Дед научил меня, что “всё, что ни делается, всё к лучшему”. И что важное вечернее занятие – это уйти к себе подумать. Еще дед очень любил животных и ненавидел тех, кто над животными издевается. Дед – основополагающая фигура моего детства.

Габриэль Гарсия Маркес

Маркес шел ко мне долго. Через отрывки цитат в журналах для девочек – “не плачь, потому что это закончилось, улыбнись, потому что это было”, через бабушкины вздохи о том, какая “Сто лет одиночества” прекрасная книга и через полный бардак в голове, когда я перепутала Маркеса и Кастанеду и отказывалась читать нундятину Дона Хуана. А затем книга попала мне в руки, я открыла ее с утра в субботу и закончила в воскресенье вечером. Не уверена, что я спала. 

Книга потрясла меня настолько, что я до сих пор сомневаюсь, существуют ли аналоги. Невероятная щемящая тоска, пронизывающая поколение за поколениями. Круговорот имен и несчастий в отдельно взятой семье. Ещё месяц мне снился полковника Буэндиа и старуха Урсула.

Брене Браун

С этого тедтока началась моя внутренняя революция. Тот момент когда кто-то произносит вслух слова, которые, тебе казалось, существуют только внутри и не имеют выхода наружу. Жгучий коктейль “я не одна такая”, “это не катастрофа” и “с этим можно работать”, приправленный мокрой нежностью, и телескоп чуткости, впервые направленным внутрь. От Брене до психолога прошли годы. От первых слез узнавания до водопада принятия распакованных детских травм еще годы. Но Брене великая. Лучшие 20 минут.

Когда я задумалась над вопросом британца, внезапно вспомнила, как моя бабушка, богатая на фразеологизмы, все время приговаривала “не сотвори себе кумира”. Далекая от религии поклонница латыни намертво привила привычку избегать какого-либо рода восхищения, непременно искать недостатки и всячески избегать подражания. Спустя годы услышала “подражание – высшая форма лести” (любимую фразу пришлось загуглить) и много думала. Оказалось, что построить лучшее можно, лишь взяв за основу всё хорошее. Беззастенчиво напрашиваюсь на звонки к мудрым продактам и тырю красивые слайды у более одаренных дизайном коллег. Красота познается в сравнении слайдов прошлогодних и сегодняшних.

Британец подпихивает мне мировых звезд стенд-ап комедии: Дэйва Шапелла, Луиса Си Кея, какого-то австралийского мужика и американца, смешно высмеивающего британцев. Мне не близки американские проблемы, единственный скетч Луиса Си Кея, когда я не думаю о том, как сильно ему нужно поработать с психологом, о попутчице в самолете, жалующейся на плохой интернет. Мне нравится Слава Комиссаренко, его пушистый добрый юмор и отчаянные пародии на чик-чирыка. Но какой он кумир – Слава, он просто классный.

К 32 годам я так и не смогла найти кумира ни в музыке, ни в текстах, ни в кино, ни в ютьюбе. Великие фигуры противоречивы, современные ребята мелковаты, а мои интересы настолько широки, что там найдется место для норвежской плесени, подарившей миру циклоспорин, девушке-трансформеру Хантер Шафер и революции на Гаити в конце 18 века. 

Еще больше историй с вашей помощью: Become a Patron!

Реклама