Я живу в насквозь немецком довоенном доме в Берлине. Хожу через дорогу за салями и сыром в итальянский гастромаркет. По выходным прогуливаюсь с британцем за пастель де натой и спанакопитой в португальскую пекарню. Большую часть времени я говорю по-английски, иногда – по-немецки, с кошкой и психологом – по-русски. Новости читаю британские, подкасты слушаю русские. Сейчас мы вообще изолировались на испанском острове, где подпеваем сотне единообразных радиостанций в машине.
Испанцы считают нас немцами, немцы – англичанами, британец видит во мне то русскую, то литовку – смотря с какой стороны я сижу. В России я чувствую себя чужой, в Германии – гостем, в Англии – одержимым фанатом. В Литве я похожа на литовку, в Испании на шведку, в берлинском бургерамте на соискателя немецкого паспорта.
Мы, эмигранты, странная субкультура. Мы есть везде и одновременно нигде. В странах рождения не числимся, в странах пребывания – паразиты, исправно пополняющие налоговый бюджет страны-хозяина. Не любить нас можно, не принимать – неприлично. Вымирающая Европа с вожделением и опаской посматривает на белолицых, полногрудых светловолосых восточных соседей. Им как бы хочется взбодрить стремительно южнеющий национальный колорит, но с тем же они не готовы упростить условия пребывания для человека с Blue Card.
Новости с родных берегов не дают скучать по России. И если раньше поездки напоминали мертвые петли американских горок с балалайками и медведями, то теперь Сомали кажется более привлекательным направлением. Ностальгию купируют одиозные фейсбуковские группы “Русские в Берлине” и литовские глазированные сырки из магазина “Казачок”.
Ирина Бороган и Андрей Солдатов в “Свои среди чужих” настаивают, что эмигранты полноводно занимают думы российских, а ранее и советских правителей. В среднем за пределами России проживает около 30 миллионов русских эмигрантов. Резервный Йемен, размазанный по задним дворам главных геополитических соперников.
Русские эмигранты Берлина стремятся к одному из полюсов: куртки Team Russia и кальян в багажнике против максимально истребляющих акцент космополитов. Первые переехали в Германию со своим самоваром и открыто взращивают русские анклавы, вторые, одевшись во все черное, натянуто мимикрируют под “берлинцев”.
Истины нет. Берлин – город эмигрантов. Бразильцы не стесняются устраивать еженедельный карнавал в спортивных барах, англичане закупаются ингредиентами для карри в азиатских магазинах, французы ругают местное вино и организуют тур де окупанс ближайшего озера. За 5 лет в Берлине я встретила всего двоих geborene Berliner. Остальные – такие же приезжие, только с умляутами в молоке матери.
Британец оказался в Берлине 15 лет назад случайно, но зацепился глазом за шпиль телебашни. Дешевые квартиры, правоверное техно и псевдо-культурный центр Европы, стянувший в свои сквоты графоманов и бездарных художников. В 2000ые китч был в моде, достаточно было одеваться в сэконде и не работать. Так Берлин набирал в населении и непризнанных талантах.
Британец говорит: “я уже не британец, но и точно не немец. Я берлинец”. А затем просит сделать ему чашку english tea – черный с молоком и сахаром. Приземлились на Майорке, подруливаем к аэропорту, как британец тянет за рукав и тычет в иллюминатор: за окном выстроился ряд боингов British Airways. Возбужденно выводит телефон из анабиоза, пытается сфотографировать, расстраивается, что не успел. На второй день проходим мимо кучки пенсионеров, толкает меня в бок – look, four English people! Еще неделю после продолжает считать каждого встреченного британца.
Может, он уже не британец, но BBC News у него в закладках, ростбиф на Рождество и при слове crumpets – дрожжевые оладьи по-нашему – начинает вилять хвостом.
Для иностранцев мы – высокие блондинистые люди со светлыми глазами выглядим соотечественниками. Мы говорим и молчим на одном языке, обсуждаем еду и политику и смотрим американские сериалы. Оба в мужских худи H&M с выгоревшими белесыми бровями и нездоровым азартом к локальным сырам и колбасам. И пусть он родился в Северном Йоркшире в середине 80х, а я в самом конце СССР в Ленинграде, он рос панком среди драк в пабах, а я в коммуналках и полудостроенных домах бандитского Петербурга, он работал почтальоном, шефом, журналистом и познал этот мир сполна, а я распускалась в пузыре Академической гимназии, сейчас мы оба принадлежим к одной нации – эмигранты.
Поддержать и простимулировать написание книги: Become a Patron!
vashkelite 