Профиль в дейтинговом аппе – отражении глуши, в которую мы забрели в поисках партнера. Правила выживания незамысловаты: быть смешным, интересующимся и внимательным охотником. Чуть переждешь – интерес испаряется. Перестараешься – душный. Великий шанс – открывашка ice breaker. Грамотный заброс в петанке любви – и ты в дамках.
Берлиновед из Лидса сделал сильную ставку: “твой профиль выглядит незамысловато, но ты из России. Вас там простых не бывает. В чем подвох?”
Мой профиль: Анастасия, котовод, писатель. Какие люди мне нравятся? Те, кто любят есть. Лучший способ пригласить меня на свидание – приготовить мне ужин. Другой кандидат не удержал баланс и свалился в хамство: “какой ты такой писатель, если все твои ответы про еду?” Какой из тебя литературный критик, если ты не врубаешься в суть истинной любви?
Берлиновед made in England не ошибся в расчетах – я ответила вопросом на вопрос. Переписка завязалась. Пишу: считаю, стоит прояснить наши позиции с самого начала – ты западенец или вестиарий? В Берлине стена не исчезла, она переехала в сердца. Отвечает: предпочитаю быть меньшинством – Flowers are always prettier when they’re grown through concrete oppression.
Переписка шелестела референсам. Мы осторожно трогали ножкой темные воды бэкграунда друг друга. Спрашиваю: как твой немецкий? “Я изучал немецкий в архивах Штази по доносам”. Где ты живешь? “На запрос Socialist Classicism википедия выдаст фотографию моей квартиры”.
Переписка-головоломка шёпотом в полутонах. Слишком выверенная, чтобы звучать естественно. Годы тренировок и вынужденные паузы на поиск достойного контрвыпада.
Мы встретились спустя несколько дней. Сначала я его услышала – он появился со спины с велосипедом наперевес. Встречались под желтым фонарем на перекрестке пустынных улиц. Он звучал низко и бархатно. Обволакивающий голос, семь лет впитывающий тактики ведения допросов в архивах Штази. Казалось, что говорил о себе много, но факты расползались, не складываясь в единую историю. Работал шефом ресторана, журналистом в Румынии, получал саркастичные благодарственные письма от правительства Молдавии, стал президентом гильдии берлиноведов, основал собственный бизнес.
Погуглила его на следующий день. Он написал: “вижу, ты нашла инстаграм моей компании – получается, все, что я о себе рассказывал – правда.” Он в курсе, что его истории вызывают вопросы. Опасно.
Попрощались на расщепленной итальянской кафешкой Naugarder strasse. Налево уходит моя – независимая Rietzestrasse, направо, перекрытая ремонтом в трех местах и невнятными клумбо-площадями Naugarder, ему туда. Открываю все карты “я гуляю почти каждую ночь, you’re welcome to join”. Он что-то бормочет, слышу “we’re neighbours”. Я уже не с ним, я в приятном послевкусии. Свидание понравилось, он не разочаровал.
У каждого свои приметы. Моя – короткое сообщение в ночь после свидания. “Спасибо, было здорово” или “Хотел еще раз поблагодарить за классный вечер”. Если сообщение падает – пазл складывается. Берлиновед с отравленными нацистскими архивами манерами промолчал.
На следующий день ближе к вечеру пришло недоумение – мы классно провели время, что с продолжением? Возможно, стоило задуматься, что человек, проживший в Берлине 14 лет в одной квартире, исповедует отличный modus operandi, – не предполагающий движения дальше или перемен ближайшие 14 лет.
Вечер понедельника. Эмоционально состоявшаяся и отрицающая гендерные стереотипы, написала сама. Пара сообщений и мне надоело толкать. В четверг говорили с психологом:
- Я не понимаю. Это было хорошее свидание. Что происходит?
- Вы достаточно дали ему понять, что готовы продолжать общение. Сами говорите – умный, можно оставить дальнейшие толкования.
Решила: три дня изысканной переписки и одно ласкающее слух свидание – недостаточный повод для иностранного вмешательства. Отпустила. Через три часа он написал.
vashkelite 