Всю жизнь мы ведем войну с собственным телом. Нашей оболочкой и защитой от внешнего мира. Телом, внутри которого мы прячем темные желания и остужаем пожар любви. 

В младенчестве мы боремся с телом, пытаясь подчинить его своей воле – чтобы нога двигалась именно в ту сторону, а пальцы сжимались ровно вокруг вот этой маминой пряди. В подростковом возрасте мы воюем со скоростью изменений тела. Оно растет слишком быстро, не давая голове опомниться и осознать дерзкий третий размер. Мучает голос, никак не желающий доломаться. Позорные три волосины на подбородке, игнорирующие маскулинные чаяния головы. Когда дело переходит в фазу стагнации мы оказываемся на пороге 30-летней войны: за стройные ноги и накаченную попу, рельефную спину и кубики на животе. По статистике 90% женщин к 35 годам хотя бы раз фиксировали желание вызвать на дуэль непокорное тело. Затем приходит возраст, тело устает и просит внимания, подавая сигналы в виде болей и недомоганий. Мы впадаем в ужас – я же еще молод, какого черта шалит мое сердце?! В итоге мы соглашаемся на сделку и подсаживаемся на медикаменты. 

Тело – единственный компаньон, который никогда нас не оставит. С первой секунды до последнего вдоха тело всегда будет с нами. Это оружие, которое выдается в единичном экземпляре и замене не подлежит. Тело выручает нас, когда мы не можем справиться с кипящими эмоциями – сливает пересоленную жидкость слезами, взбадривает отрезвляющим ознобом или замедляет внезапным жаром. 

В январе меня оставил цикл. Гордо марширующий каждые 28 дней сквозь 18 лет совместной жизни, он не явился на ежемесячный митинг. После трех месяцев забастовки я отправилась в увлекательные гастроли по врачам. Тесты за тестами, заключения за заключениями констатировали, что со мной все в порядке. Нет никаких видимых специалистам повреждений. Знакомая спросила: а тебя это расстраивает? На деле, за официальным беспокойством скрывалось облегчение – мой цикл всегда сопровождался суровыми болями, уколами обезболивающих в бедра и температурой. 

Тревожный циклон пришел откуда не ждали. Полтора года назад, разговаривая с психологом, я заявила: “конечно, я хочу детей. Но когда-нибудь потом”. Полгода назад я перешла на новый уровень: “Вы знаете, я все посчитала, и если так случится, что забеременею, то это не страшно. У меня есть все необходимые ресурсы”. “Что ж, – ответила психолог, – остался последний шаг, переехать из состояния “я могу” в “я хочу”.

Материнский инстинкт – странное понятие. Им швырялись в детстве родители и журнал Seventeen. Подруга нащупала его в восемь лет, а ко мне в дверь не стучали. В итоге приняла для себя формулу, что оно придет вместе с двумя полосками на тесте или первым УЗИ. А затем эта штука пришла ко мне во сне. Странным утомительным сном про беременность и войну за ребенка с отцом. Затем к снам добавились непривычные ощущения в присутствии детей. Как-то в аэропорту мне в ногу врезался ребенок. С удивлением поднял лицо, удивляясь, как можно бежать спиной вперед и врезаться. Мы пересеклись взглядами, он улыбнулся и обнял мое бедро. Внутри опрокинулся стакан горячего чая.

В июне отсутствие месячных вылезло в авангард тревог. Растущие волнения привели к открытому противостоянию: we need to talk. Нашла себя сидящей на полу с закрытыми глазами и руками на животе. Дышала медленно, говорила вслух, но очень тихо. Просила тело простить меня за потерянные 10 кг, за цунами февральского стресса, за токсичные отношения, в объятья которых бросалась без элементарных средств химзащиты. Обещала слышать и слушать. Торговалась: вернутся точно до конца июня!

Наступил август. Придушенная неспадающей вот уже месяц 35-градусной жарой я лежала возле открытого окна. Рука привычно на животе. Попыталась вспомнить тянущую боль внизу, традиционно предшествующую дню X. Эта боль – момент предельной близости с телом. Диалог на самом закрытом языке на планете.
Тело: привет
Я: привет
Тело: готова?
Я: технически да, вся аппаратура закуплена. Завтра?
Тело: Послезавтра – край. Посмотрим, как будешь себя вести. Не забудь слопать обезболивающее как проснешься!

Стало душно и грустно. Вместе с месячными пропали и эти диалоги. Теперь я слышала тело смутно и только в минуты предельного отчаяния – “Алё! У нас температура 40.3! МОЖЕТ ОБРАТИШЬ НА МЕНЯ ВНИМАНИЕ?!” Еще страшнее оказалась внезапно появившаяся из-за холма конница я-хочу-быть-мамой. Между мной и потомством пролегла зона отчуждения бастующего организма. Тело отказывало мне в том, чего я еще толком не просила. В календаре остался последний врач в списке. 1 сентября, в день, когда в 1995 я отправилась в школу в первый раз. В день, когда в 2012 я вышла замуж. 

Я плохо спала. Беспокойные сны, словно кошка присела на пульт и сводит меня с ума, бесконечно прищелкивая истории. Проснулась уже уставшая с ломкой по всему телу. Генезис не ясен – спорт накануне не предполагал трехфазное восстановление, сладкий завтрак и массаж на ужин. Побрела умываться. Через 15 секунд обнаружила себя сидящей на полу с зажатым руками ртом и текущими слезами радости. Они вернулись! Тело меня простило! Я снова могу быть мамой. 

Реклама