Лондон – это таблетка МДМА под тугой трип-хоп. Это увлажненная реальность, расширенные зрачки и циркулирующее счастье под кожей. Лондон – это мой вид кайфа, после возращения из которого я ощущаю провал и полную пустоту.

В этот раз в общий котел впечатлений добавилось еще кое-что.

На Кабо Верде случился сдвиг платформ, который потянул за собой цикл черно-белых историй и эйфорию от выхода из зоны комфорта. Я думала, что впечатлений хватит, и полагалась на временное плато для обмусоливания и осознания произошедшего. Оказалось, это не так работает.

С острова я привезла историю о красивом юном мальчике-музыканте, который в свои 24 мечтает покорять толпы по обе стороны океана. С ним получилось так, за что каждой взрослой женщине бывает стыдно. Я узнала о нем раньше, чем его. И это прозвучало как вызов. Когда я увидела его вживую, вызов был принят. Мне не был важен человек, была важна цель и добыча.

Спустя несколько часов, десяток кайпириний на двоих, звезды на пирсе и секс в мальчишеской спальне среди разбросанных футболок и бутылок из-под колы, он проводил меня домой и мы договорились увидеться в Лондоне через месяц.

Прошел месяц. За это время мы обменялись парой вежливых холодных сообщений. Он спрашивал меня, не прихватила ли я его кольцо. В ту встречу на острове на нем было копеечное кольцо из Индии с тремя пластмассовыми камнями, один из которых выпал еще при покупке. Когда я проснулась с утра после нашей встречи, обнаружила кольцо у себя. Так что да, прихватила. Пообещала вернуть, если пересечемся в Лондоне.

И вот, Лондон. Он написал, когда я ехала в аэропорт. Мы неловко договорились встретиться. Встреча состоялась в мою последнюю ночь в Лондоне, когда я совсем не ждала. И тем не менее потащилась через полгорода на вечеринку закрытого клуба с Карой Делевинь и дизайнерами Burberry. Через час мы ушли за “одним пивом и по домам”. В три часа ночи все оказалось закрыто, мы закончили поиски возле викторианского особняка. “Я здесь живу” – просто сказал он.

Огромная комната с бесконечными потолками, силуэты кожаных кресел, угадывающихся под слоями одежды. Разбросанные пластинки, стопки книг на полу и в углу мохнатая разноцветная шуба. It’s racoon, – виновато протянул он. Квинтэссенция лондонской музыкальной богемы. Комната вдохновляла и завораживала.

Мы легли в кровать в абсолютной темноте. Напряжение звенело, прорезая темноту. Я вспомнила, как в 2008 мой будущий муж повел меня на свидание по роскошному Петербургу в -20. И мариновал 4 часа прежде, чем поцеловать. Спустя десять лет я лежала в оглушающей темноте и понимала, что вселенная разорвется если пройдет еще минута.

Утром я проснулась рано. Долго рассматривала комнату при глухом свете через бордовые занавески, совсем юное, расслабленное сном лицо мальчика, все еще загорелую моим же кабовердианским загаром кожу, родинки на спине. Затем я уткнулась носом в его кудряшки. Глубоко вдохнула и мир рассыпался на миллионы частиц. Это был запах маминой подушки из детства. Такой теплый-теплый, уютный, слегка сладковатый. Самый лучший запах на земле. Я оказалась в Сестрорецке в залитой солнцем спальне. Уткнувшаяся носом в еще теплую мамину подушку. Я не думала, что когда-либо снова услышу этот запах. Запах уюта, абсолютной защищенности, запах тепла, детства и мамы рядом.

Я лежала зажмурившись и вдыхала так много, как позволяли мои легкие. Глаза заливали слезы. Мальчик спал, отвернувшись к стене.