Лет через 50 я буду читать в учебниках историю путинского вторжения в Украину: “…24 февраля без объявления войны… миллионы украинских беженцев наводнили соседние страны… сотни тысяч людей остались без крыши над головой…” Но что я хочу прочитать, это историю женской войны. Темную стороны войны, которую принято не подсвечивать. Женский арьергард, который берет на себя самые жестокие и бессмысленные тяготы.

В первую неделю войны главный вокзал Берлина превратился в человеческую воронку. Заплаканные дети и оцепеневшие женщины, слабо ориентирующиеся в пространстве. Отцы, мужья, братья и сыновья остались защищать страну. За два месяца войны через мои руки прошли десятки женщин. Некоторые воспринимают ситуацию как остро временную и мечтают к осени вернуться домой, некоторые подумывают остаться и судорожно ищут работу, некоторые уже два месяца молчат напротив психотерапевтов, не в состоянии пережить разорванное снарядом тело любимого человека.

Русский язык с его сложно вымываемым акцентом стал внезапно на вес золота. Во всех группах и чатах искали русскоязычных. Волонтерили преимущественно женщины: собирали детскую одежду и джинсы для девушек, переводили деньги на прокладки и памперсы. Местные русскоязычные девушки разбирались с корявыми, наспех написанными немецкими правилами и пытались прописать к себе испуганных беженцев. Собирали информацию и ссылки в огромные бесценные полотна.

Но там под бомбами тоже остались женщины. Моя упрямая бабушка, врачи и медсестры, глубоко беременные, нетранспортабельные и неготовые оставить своих мужчин. Женщины на оккупированных территориях подвергались насилию и пыткам, только единицы готовы говорить об этом. Те, кто смогли дотянуться до медицинской помощи, восстанавливают выбитые зубы и порванную промежность и молятся, чтобы в результате травмы не наступило бесплодие. 

В России тоже очень много женщин. Их сыновья и мужья весело звонили в 20-х числах февраля, рассказывая о прекрасных условиях на учениях, и планировали отпуск по возвращению. 22 и 23-го февраля в Комитет солдатских матерей стали поступать первые тревожные запросы о невозможности связаться со своими близкими. С начала марта появились сведения о раненых, пленных, а затем и убитых.

Российское государство отфутболивает этих женщин и демонстративно плюёт им в лицо формулировкой “Безвестно отсутствующий”. Такой статус получают убитые российские военнослужащие, тела которых так и остались на поле боя. Родственники узнают о гибели солдат от сослуживцев и находят фото их трупов в телеграм-каналах, пока в военкоматах им советуют не терять надежду и ждать.

Те женщины, которые встают под ружьё, осуждаются, потому что оставили детей. Те, кто эвакуировались, осуждаются, потому что оставили мужей. Те, что забеременели после изнасилования, подвергаются критике из-за желания сделать аборт, потому что стране нужны новые люди. Да и как сделать аборт? Хирургические аборты в Польше запрещены, а медикаментозные разрешены условно: за хранение и использование таблеток экстренной контрацепции наказание не предусмотрено, но за их продажу или передачу третьему лицу грозит уголовный срок. В Венгрии экстренная контрацепция доступна только по рецепту, и чтобы получить его, нужно время. В Румынии и Словакии беженцам не оказывают финансовую помощь, а покупать медикаменты приходится по их полной стоимости.

В войну играют мужчины, а страдают женщины. И неважно, какой путь они выбрали. Я очень хочу через 50 лет прочитать о войне, где большая часть истории будет посвящена женщинам, а не “байрактарам” и “градам”. Я хочу, чтобы о войнах начали говорить по-настоящему: о 30 часах стоя в забитых под завязку эвакуационных поездах, о 15-летней девочке с прострелянными ногами, которая за рулем вывезла из-под пуль четырех человек, об изнасилованных забеременевших несовершеннолетних девочках, которые не могут говорить, а только кричат. О женщинах, которые никогда не смогут похоронить тело убитого в Харькове сына, потому что сослуживцы испугались и бросили того без сознания умирать, а сами разбежались из-под обстрела. У войны женское лицо. Мир должен его увидеть.