Как самопровозглашенный писатель я делаю всякие важные писательские штуки, вроде сбора и анализа материала, исторического рисерча и осмысления. Так как пишу я книгу о своей жизни и предмет исследования – моя кошка, то главным источником информации, архивом знаковых событий оказался инстаграм. Пока я листала в самое начало, благо кошка пришла в мою жизнь после запуска инстаграма, я проследила историю любви, о которой даже не подозревала.
Как профессиональный жалобщик, я выстроила целый твиттер вокруг недовольства Берлином. Я пишу о холодной и мокрой зиме, об удушающем лете и срывающем верхние слои кожи ветре в апреле. Мне не нравится, что в Берлине нет моря и есть обрывки немецкого языка. Меня раздражает отсутствие гармонии, убогие заплатки на месте дыр, оставленных войной, и крайне экономная реконструкция редкого исторического наследия. Меня раздражает брусчатка в Крейцберге и Нойкельн своим существованием. Я заперлась в Пренцлауерберге и покидаю его только в аэропорт. Но, листая инстаграм в обратном порядке, я обнаружила удивительное – у нас с Берлином был роман.
Я переехала в марте 2016. Загрузила чемодан, корзину от велосипеда и костюм единорога в машину друга и отправилась через 600 км искать спокойствия и независимости. Берлин принял меня нежно, баюкая на втором этаже желтых даблдеккеров и пением соловьев по утрам. Мои первые фотографии из Берлина неизменно украшает черное сердце и тэг #myberlin. Мне нравилось бродить по мостам и снимать телебашню со всех ракурсов. Мне нравились огромные платаны на Husemanstrasse и лепнина на потолке моей первой комнаты. Я сходила с ума от тополиной аллергии на Stralauerallee, но, даже съехав в Пренцлауерберг, заезжала проведать сакуру на углу Stralauer и Rochowstrase. Два года я проезжала Warschauerbrücke дважды в день. И раз в два дня останавливалась, чтобы сфотографировать закат на фоне пустырей перед Бергхайном.
Мои посты были уютными и пропитанные нежностью. Роман с городом случился сразу, мы съехались мгновенно и переоделись в пижамы и шерстяные носки. Возможно, романтика умирает, когда в постель приходят шерстяные носки, но сначала из постов исчезли сердца, затем приставка my и спустя полтора года появилось первое неявное недовольство. Из инстаграма исчез Берлин, появились другие: Будапешт, Лиссабон, Болонья, Бухарест… Посты были сдержанными, но за короткие словами читался флирт и легкость. Затем появился Лондон. Стало очевидно, что Берлина больше нет на карте моих интересов. Меня разрывало от нового чувства, которым меня заполнял Лондон: места, панорамы, мосты, набережные. Раздражение от того, что ОН там, на острове, а я застряла здесь с другим в шерстяных носках, фрустрировало и выливалось в нервные твиты.
В 2020 случился локдаун, но мне повезло перебраться в Пренцлауерберг. Понимая, что Лондон закрыт, а немецкий паспорт в подвешенном состоянии, я постаралась восстановить отношения с Берлином. Мы отправились на семейную терапию и решили разобраться в причинах умирающей симпатии. Я открыла для себя сакуру и розовые лепестки на подошвах кроссовок. Нарушая все правила, сбегала в Тиргартен и искала самые заросшие затерянные скамейки, чтобы побыть с городом наедине. Не выдержала и спустя полгода улетела в Стокгольм. Фотографировала арки, запивала знаменитые булки чаем латте и понимала, что расставание неизбежно.
Приземлилась в августе 2020 в финальный раз в Шонефельде и не поняла зачем. Вышла из самолета последней, по дороге домой проехала свою остановку, а затем вообще не пошла домой и поехала за кошкой. Единственное, что связывает развалившееся отношения – общая кошка. И прописка. В августе 2020 мне было настолько кристально ясно, что наш роман мертв, похоронен и забыт, что я перестала испытывать к Берлину какие-либо чувства. Я терпеливо пережидала пандемию и истерики посольства РФ, отказывающегося принимать у меня документы на выход из гражданства. И вот когда я полностью вычеркнула Берлин из своей жизни, я встретила человека, для которого Берлин – это и есть жизнь. Человека, влюбленного в город первой настоящей любовью, которую невозможно пережить, она навсегда остается шрамиком на коленке по форме верхних зубов. И вот мы стоим напротив: он, твердо вмонтированный в основание берлинской стены на Bernauerstrasse и я, на трапе самолета, не касаясь немецкой земли. Мы держимся за руки и весь мир вокруг с удивлением рассматривает эту конструкцию. Очевидно, что кто-то из нас должен уступить: я, вернувшись в отношения с городом, которые пережили все важные фазы, умерли и перестали символизировать жизнь, или он – инфантильно влюбленный в воспоминания 15-летней давности о городе, которого больше нет, но который живет в нем ровно таким, какой он был, когда они в первый раз встретились.
Хотите получать от меня письма? Become a Patron!