После недели мучительных недосыпов, 2-часовых звонков, британских днерожденных хлопот и невыносимой жары, наконец, наступило воскресенье. Накануне Берлин сжал в пыльных 30-градусных объятиях так плотно, что я начала терять сознание прямо на улице. Дома были предприняты все меры по обеспечению хорошего сна: душ, свежее белье, ранний ужин и отсутствие будильника.
Воскресенье началось в 8 утра с тяжелого приземления кошки с подоконника на кровать. Мне хотелось досмотреть сон, где я участвовала в гражданской войне между боксерами и программистами, но животному требовалось внимание и еды. Не худшее начало дня.
По утрам я играю в покер. 15 минут по таймеру вне зависимости от результата. С утра я вижу острее, считаю быстрее, читаю партнеров проницательнее. Покер накрутил немало колец вокруг пока я обратила на него внимание. Будучи не азартным человеком, я разглядывала в лондонском казино наряды гостей, промоутировала спортивные ставки, ни разу не поставив, играла в преферанс, не записывая результаты. Рассказы британца о его победах и элитном берлинском покерном круге, знакомая девушка-математик, подрабатывающая игрой в покер, коллега, пригласивший в гости на обучение и узкий круг, – я сдалась и загрузила приложение. Прочитала несколько гайдлайнов, выучила комбинации и теперь тренирую спортивную выучку.
Воскресенье прекрасно тем, что можно делать все понемножку, чтобы не пересекать опасную грань удовольствия/обязательства. Уборка ограничилась возвращением вещей на их парковочные места – Мари Кондо и ее японские искры радости сильно поменяли мое отношение к порядку. Полезный каша-завтрак превратился в тапасы всего, к чему потянулись ручки: сладкая кукуруза с крабовым мясом, хлебцы с сыром и крыжовник из Zehlendorf – there are no rules in breakfast!
После завтрака я вернула себя на парковочное место, в кровати, и приступила к лучшей части дня – чтению. Я из тех людей, кто читает по 10 книг одновременно. Сейчас я дочитываю историю Первой Мировой войны под авторством моего дяди, изучаю подробности Потсдамской конференции по выцепленной из Потсдама книге с соответствующим названием, восхищаюсь рекомендации Екатерины Шульман – why Nations fail, похрюкиваю от панчей Хитченса, вспоминаю о родном языке с Булгаковым и Набоковым, шлифую знания частного инвестора с Bogleheads и подкрепляю обучение в Йеле с тематической литературой по римской архитектуре. Что-то забыла, но радость прерывания одной книги на часик другой равносильна десятку тапасов и удовольствию выбора и возможности попробовать все по чуть-чуть.
Когда мне хочется сменить вид умственной нагрузки, переключаюсь на писанину или программирование. Странное дело – кодить. Изучать немой язык. Язык, который можно лишь читать и писать – бездушный язык. Железобетонная логика и кастрированное творчество – так я вижу код. Впрочем приятное покалывание, когда на выходе получается то, что задумываешь, примиряет с действительностью.
Вечер пятницы зарезервирован под ужин от шеф-повара на крышах Берлина. Сегодня британец готовил традиционное островное блюдо – карри. Еда, расщепляющаяся на сотни оттенков вкуса, обжигающая, окисляющая и припечатывающая сладостью напоследок, – полная противоположность еде русской. Привыкшая к одному доминирующему вкусу и определившейся консистенции, собираю оранжево-коричневую жижу на островки риса, заливаю лепешки манго-имбирным чатни и капитулирую после 50%. Интересно, необычно, волнительно – но не моё. It’s okay – искуплю вину первоклассными субботними сконами со вкусом Англии.
Ночь воскресенья начинается с 10-минутной прогулки и жадных вдохов свежего влажного воздуха. За два часа ливня воздух размяк и выпустил грибы наружу. Захотелось в лес и на дачу. Захотелось постоять под мокрой ёлкой.
Сон воскресенья не менее важен, чем сон субботы. Понедельник утро железно занят почтой и медитативным входом в неделю. Первые звонки не раньше 11. Тише едешь – дальше сохранишь запал рабочей недели. Последний выбор воскресенья – самый сложный. Кому уйдут 15 драгоценных, определяющих сон минут? Римскому цементу и коринфским колоннам? Или 1917 году и финальной странице в российской истории Первой мировой? А может задорному Хитченсу с его первосортным религиозным сарказом?
Воскресенье – прекрасный день. И пусть на прошлой неделе мы рванули в час от города бултыхаться в озере, привязанные к катеру и с микро-доской под ногами. А еще за неделю до этого, отчаянно зевая, я раскалялась на солнце в очереди за второй дозой Модерны. Воскресенье – маленькая жизнь. Недаром Толстой посвятил ему целый роман.
Поддержать мои тексты можно здесь: Become a Patron!