Я училась в школе из созвездия супер-школ. У нас не было дневников, четкой социальной иерархии и сомнений – нам вдалбливали: мы – избранные. Преподавательский состав отличался расхлябанными суперспособностями, игнорированием правил и декадентскими настроениями. Классный руководитель появлялся в школе раз в месяц, предвещая свой визит удушливой вишневой трубкой.
По школе бесконечно гуляли слухи о романе то одних, то других преподавателей. Из учительской после уроков задорно позвякивали бутылки и визгливый смех. Завуч тащил с утра букет на перевес с самсой, роняющей жирные слезы на плащ. Вечером с букетом-близнецом и неприличным румянцем школу покидала пританцовывающая англичанка. Физрук отметился мизогинией и прической человечка из LEGO. В последние годы его замечали с прибившимся Санчо Пансой – неуклюжим старшеклассником в очках. Возникла легенда о гомосексуальности, к которой не относились негативно – сальные шуточки и логичное объяснение тройкам девочкам по физ-ре.
В школьном возрасте предел томным мыслями составляли 10 и 11-классники. Опережающие на 2-3 года они казались такими взрослыми, почти студентами. Преподаватели даже не достигшие 30 выглядели мамонтами в нашей аляповатой посудной панк-лавке. Но общее настроение вседозволенности, детские травмы и подростковое отчаяние любить приводили и к романами-мезальянсам.
В выпускном году моя одноклассница встречалась с одним из преподавателей. Все было по согласию и без ложной скромности. Выбор подруги озадачил – учитель не входил в когорту “горячих”, а был, скорее, из стремных фриков. Они успели поиграть в отношения настолько серьезно, что мы однажды сходили на двойное свидание. Другом преподавательского недоразумения оказался человек-клякса неустановленных убеждений. После их неудачной попытки быть вместе всерьез, я наотрез отказалась поддерживать этот фарс.
После выпуска горячие школьные переживания подостыли и утратили актуальность. Прилетевшие спустя несколько лет новости о браке одного из математиков на выпускнице и двух преподавателей не первой свежести, вызвали горький сполох: “бедные, насколько у вас скучная жизнь, что вы женитесь внутри прайда”.
В школе всеми силами демонстрирующей свою исключительность, отношения с учениками не входили в табуированную категорию. Возможно, отсутствие запрета, а также внутренняя зацикленность преподавателей друг на друге, делала межвидовые отношения не привлекательными. С моей бунтующей колокольни преподаватели выглядили старыми (30+), дурно-одетыми (меня привлекали парниши в дутых белых жилетках) и невыносимо далекими. Мы говорили на разных языках, видели мир в разной резкости и мой мне казался значительно интереснее.
В университете преподаватели брали взятки книжками, открыто объявляли войну талантливым студентам или свихивались на собственной значимости. Но была одна, к которой у меня было особое отношение. Молодая, миниатюрная, совершенно воздушная блондинка с постоянно обеспокоенным взглядом. Современная тургеневская барышня, называвшая нас на “вы” и по имени. Несмотря на юность, прозрачную красоту и дюймовочкость, ее пары всегда проходили спокойно. Единственный преподаватель, который есть у меня в друзьях на фейсбуке. Марина – морская.