В воскресенье в 8:50 я выезжаю на велосипеде на север Берлина. Светит яркое солце, на улице минус – невероятно холодная весна в этом году. Я еду на массаж к Милене. Милена – высокая стройная женщина с лучистыми тревожными глазами. Чувствую себя чуть скованно, но опыт работы с людьми помогает находить слова.
— Как себя чувствуете? Как у вас дела? — спрашиваю, торопливо снимая слои одежды.
Милена разговорчивая, но видно, что я застала ее врасплох.
— Да справляемся… благодаря вам! — торопливо добавляет в конце.
Наученная опытом, я снимаю цепочку с шеи и завязываю высокий хвост. Милена рассказывает про массаж “сначала быстрый лимфодренаж ног – 20 минут, а потом 40 минут всю спину”. У Милены сильные быстрые пальцы, как будто их не 10, а все 30. Мы начинаем разговаривать.
Днепродзержинск – это город выше по Днепру от Днепропетровска. Прямо возле плотины ГЭС. Милена зовет его по старинке Днепродзержинском, хотя с 2016-го он по паспорту Каменское. У Милены там осталась пожилая больная мама и 55-летний муж. Ему не уехать, а мама сказала, что эвакуацию не перенесет и ей будет спокойнее, если дочь и внучка будут в безопасности. С мужем осталась собака, он навещает пожилую маму, та варит борщ. Муж Милены пессимист. Говорит, что больше не увидит жену и дочь, переживает, что если призовут на фронт, то с кем оставить собаку? Пожилая мама почти не ходит.
Милена с 17-летней дочкой бежала первого марта. В их городе поезд останавливается на путях, платформы нет, надо спускать подножку. С Миленой и дочкой на путях стояла девушка с двумя маленькими детьми. Когда подъехал эвакуационный поезд и открылись двери, стало ясно, что места нет вообще. Милена упросила пустить их с девушкой и тремя детьми хотя бы в тамбур. В купе ехали 13 человек, напротив в проходе сидели еще пять. В туалет ходили, перешагивая через Милену.
По дороге к Львову поезд останавливался на платформе какого-то города, проводница сказала задернуть шторы и не смотреть в окна. Милена видела руки людей, которые стучали по окнам и просили их впустить. Проводница плакала у закрытых дверей. Когда они добрались до Львова на вокзале было так много людей, что в давке у какой-то женщины остановилось сердце. Полная неразбериха, много страха, ничего не понятно. Милена с дочкой и женщиной с детьми отошли в сторону, Милена присела на маленький чемодан, большой пришлось выбросить, иначе их не взяли бы в поезд. К ним подошел мужчина, спросил, одна ли они семья, сказал, что он волонтер и предложил отвезти до польской границы. Маленькую девочку в машине постоянно укачивало и рвало. На границе их машина уткнулась в огромную пробку. Пограничникам водитель закричал “у нас дети!”, “Тут у всех – дети” – донеслось в ответ. Девочку на заднем сидении громко вырвало. Пограничник заметил это и пропустил машину в самое начало очереди. “Нам невероятно повезло” постоянно повторяет Милена.
Границу прошли быстро и сразу оказались в центре по приему беженцев. Старые матрасы, белье, на котором кто-то спал. Свет не гаснет ни на минуту. Каждые 15 минут в громкоговоритель кричат “Чехия – 10 человек!” “Словакия – 20 человек!”. Милена сидела на матрасе с абсолютно пустой головой: куда ехать? Что делать дальше? Но сказала себе: сначала, впервые за двое суток, мне нужно занять горизонтальное положение и попробовать выспаться. На следующий день она обнаружила, что был создан семейный чат, где их с дочкой судьба решается на уровне всех европейских родственников. Милене повезло, у них оказались дальние родственники в Берлине.
К ним подошел мужчина, объяснил, что он из Познани и готов взять их с дочкой к себе на несколько дней, чтобы они выспались, отдохнули, приняли душ. “В душ ужасно хотелось после всех этих дней!” – восклицает Милена. Пока ехали дочь ей говорила “мама, ну польский я хоть немного понимаю, а немецкий куда – я вообще ни бум-бум!”. В Познани приняли душ, легли спать. Утром в семейном чате прочитали, что их родственники, с которыми они почти не знакомы, выехали за Миленой с дочкой из Берлина в Познань.
У Милены есть старшая дочь. Она живет в Петербурге. Талантливый мастер по татуажу любимая клиентками. Дочь замужем за беженцем из Приднестровья, семья которого перебралась в Россию и пропиталась любовью и благодарностью к большой и сильной стране, взявшей их под своё крыло. Отношения дочери с мужем начали портиться с 2014 года. Муж категорически отрицал Украину, отказывался туда ездить, опасался за тамошний национализм. В 2018 году решился навестить родственников в Днепродзержинске – самый центр Украины, традиционный русскоговорящий регион. Но Милена предложила: вы сделайте турне – заедьте сначала в Львов, Киев, потом к нам. Дочкин муж нехотя согласился. В первый день в Львове на вопрос официантки “Вы откуда?” с вызовом выпалил “из Петербурга”. “Как круто!” – растянулась в улыбке девушка и начала рассказывать, как однажды бывала там с родителями. После турне муж сообщил, что с удовольствием перебрался в бы в теплый Днепродзержинск из промозглого Петербурга. Но он спортсмен и строит карьеру в России.
Когда началась война, дочка Милены поставила на аватарку вконтакте девушку в сине-желтом наряде с цветочным венком. Половина клиенток сразу отписалась, затем посыпались проклятья. Милена умоляет дочь “пожалуйста, не высовывайся, не выступай!” Но дочь непреклонна: “мама, если мы все будем молчать, то кто узнает правду?”
Накануне встречи с Миленой мы с британцем посмотрели документальный фильм о Майдане “Зима в огне” Евгения Афинеевского. Номинант на премию “Оскар” 2016 год. Фильм рассказывает о том, как люди вышли на площадь и не уходили до тех пор, пока правительство не пошло им навстречу. Люди стояли против “Беркута” – украинской Росгвардии, снайперов и БТРов. 130 человек погибло. Кого-то забили до смерти, кто-то схватил пулю, пытаясь вытащить раненого друга. Мужчины стояли кольцом, защищая девушек в центре. Фильм на эмоции и только про Киев. Я плакала.
Милена, в отличие от мужа, оптимист. “Я верю, что все в этой жизни не напрасно. И если я оказалась тут в Берлине, значит зачем-то это нужно”. В Берлине сотни волонтеров помогают сотням тысяч беженцев. Кто-то несет вахту на вокзалах, разливая супы, помогая с навигацией и решая вопросы в режиме нон-стоп, кто-то бесконечно сортирует гуманитарную помощь и отправляет караваны на границы, кто-то на телефонах – переводит, подсказывает, утешает. И все отправляют деньги: тут кому-то на квартиру, тут на прокладки и памперсы, тут на фуру с медицинским оборудованием.
Эта война – первая, которая коснулась меня лично. Через бабушку в Днепропетровске, друзей из Харькова и Одессы, Милены, Талы, Наташи, Оксаны, Кати, Гали, Кристины и десятка других женщин, которым я искала адрес волонтерского центра в Касселе, часы работы ратуши Дармштадте и ковидный тест-центр в Дортмунде. Я сбилась со счета, сколько имейлов было отправлено за последние недели в поисках транспорта и рецептов на инсулин, чтобы отправить детям в Днепропетровске. Я заучила насквозь памятку от юриста, что нужно делать, если вы военный беженец и оказались в Германии.
Журналистка “Новой газеты” Елена Костюченко когда-то сказала “война – это грязь”, для меня война – это люди. Бегущие, возвращающиеся, остающиеся. Уставшие, голодные, злые и запутавшиеся. Одна женщина сказала “ну я бы поняла, если это китайцы или турки на нас напали, но наши?”
Милена говорит, что русский знает лучше, чем украинский. У них в Днепродзержинске украинский не нужен. Милена за себя не очень переживает: но вот 17-летняя дочь она в отца – пессимист. До войны она уже полноценно работала графическим иллюстратором и дизайнером, а теперь все закончилось. Доучиться последний класс вряд ли получится. Поступать придется в Германии. Без языка, без ничего. Дочь очень грустит и мечтает найти хоть какой-нибудь фриланс. Я написала всем знакомым, которые хоть как-то связаны с дизайном. Ответ один “блин, мы бы рады, но мы сейчас эвакуируем наших сотрудников из Украины и России – перегружены адски, не до фриланса”.
Война – это голоса миллионов людей, плачущих каждый о своем, но сливающихся в единый вой. От боли, бессилия, несправедливости. Время сейчас бежит быстрее и мне всего 33, поэтому я, скорее всего, застану то, что случится после. Но сейчас я закрываю глаза и каждую ночь мне снится один и тот же кошмар, как в толпе людей я иду по путям метро от станции до станции, а вдалеке орут сирены, гудят истребители и разрываются бомбы.