Последний раз я занималась сексом с 20-летними, когда мне было 20. С тех пор многое поменялось: мужчины стали взрослее, опытнее, обаятельнее. К 30 мужчины начинают разбираться в своих сильных сторонах и перестают комплексовать по поводу длины, толщины, кривизны и прочих косметических дефектов. Они, наконец, осваивают инструкцию по эксплуатации и доставляют пусть и сдержанную, но радость всегда.
Когда взрослеешь ты, взрослеют и твои партнеры. Вы меняетесь, но, так как это процесс параллельный, то все происходит гармонично и к обоюдному взаимопринятию. До тех пор пока… пока ты случайно не оказываешься не на своей игре не на своем поле. Вот он стоит рядом с тобой. Дерзкий, удивительный, 20-летний. Уже совершенно сформировавшийся, с красивым телом, легко читаемым под мешковатой кофтой. Он дерзит и одновременно топит нахальными комплиментами. Ты смеешься, потому что смешно. Вдогонку взлетают брови, потому что он младше твоего младшего брата еще на прорву лет. Он клеит тебя так воодушевленно, как будто карты крапленные, а он поставил много. Приобнимает, прихватывает за бедро. Ты смотришь на него, как на азбуку с картинками. но почему-то внутренне согласна играть в примитивные крестики-нолики с юным нахалом. Всю волшебство, конечно, можно разрушить одним только вопросом о возрасте, но зачем? Ты знаешь, что ночью уедешь на такси и не оставишь свой номер телефона, а в фейсбуковском мессенджере ты можешь быть сколь угодна любезна, но его имя никогда не мелькнет на страницах ежедневника.
И вот вы уже бредете за руку к нему. Ну как, к нему, там будет таких как он еще 5 человек. и бредете вы, не взирая на проливной ливень и штормовое предупреждение. Ты кутаешься в гибнущий кашемировый шарф и понимаешь, что твой привычный мужчина взял бы такси еще до того, как вы вышли из бара.
Вы поднимаетесь к нему. В этот студенческий рай молодого рваного желания. На удивление чисто, это отгоняет крамольные мысли о собственном крахе. Секс длится 10 минут. Он нападает на тебя оголодавшей гиеной. Целует влажно, оставляя следы и проглатывая волосы. Ты терпишь, потому что это мило. Затем он суетливо пытается тебя раздеть, ты снисходишь и избавляешься от одежды сама. За 15 секунд. Отточенными годами движениями. Он замирает на пару секунд. Раздеваться красиво, мгновенно, желанно — это искусство, которое постигается годами. Он такого никогда не видел. И, наконец, секс. Быстро, безыскусно, эффективно. Маленькая победоносная война.
На следующих выходных, в элегантных объятиях мужчины, знающего по опыту, где у женщины расположены центры удовольствия, ты внезапно вспоминаешь того случайного из поколения айподов и коубов. Ты вспоминаешь не всего его, ты вспоминаешь его член. Его эрегированный железный член. Член, который был тверже чем дилдо. Член-железяка. Поручень в метро — родной брат 20-летней эрекции. Ты вспоминаешь и вздрагиваешь, потому что на тебя нападает страшная действительность: такие железяки возможны только в 20.
Да, в моей жизни был всего один импотент — 30-летний француз, торгующий травкой за кулисами лондонских театров. Остальные партнеры 30, 35 и 40 лет держались молодцами и выполняли свою часть сексуального договора. Но есть природа, щедро снабжающая нас неизбежными фактами: с годами эрекция слабеет. Бескомпромиссная железяка в 20 vs компромиссная эрекция в 30. Уверенное твердое агрегатное состояние в 20 vs допускающая погрешности шкала лжи в 30.
Может, нам и не нужны железяки. Может, нам нужны грамотные пальцы, светские посткоитальные диалоги, и умение раздеть пока ты читаешь в его глазах, как беззастенчиво он тебя хочет. Но иногда… когда гормоны шкалят, на улице шторм, а в плейлисте что-то вызывающе подростковое, — хочется этот поручень. Хочется бескомпромиссный стояк. Хочется удивляться тому, как он может быть таким. Хочется брать его в рот и изучать каждый сантиметр. Хочется приручить и заставить пережить «маленькую смерть». Хочется быть вытраханной в самом примитивном физическом смысле.
vashkelite 